Вчера вечером мы ходили с женой послушать камерный оркестр "Арката". Программа была весьма необычная: малоизвестный квартет Франца Шуберта в переложении Малера в первом отделении и Фортепианный концерт Альфреда Шнитке во втором. Авторы настолько диаметрально противоположные, что трудно было даже себе представить их в одном концерте. Может оттого и зал был полупустой? А зря. Играли хорошо. Очень выразительная пластика рук Георгия Куркова, дирижера, прекрасные концертмейстеры в каждой группе, - несмотря на большую разницу в возрасте понимали друг друга с полузвука.
Иногда я мыслями улетал. Разве не символично, что Шуберт несколько раз шел следом за титаном эпохи Бетховеным, но так ни разу и не осмелился к нему подойти, считая себя недостойным? Подумать только: жили в одну эпоху, в одно время, в одном городе, но были настолько разными, что в советских учебниках по музлитературе (подчеркну, на Западе это вызывает недоумение) - их разнесли по разным пластам образовательного процесса.
Домашний телефон Альфреда Гарриевича Шнитке я нашел в телефонной книге. Долго не решался набрать, но все же позвонил и попросил принять меня и послушать мои сочинения. Голос Шнитке был напряженный, неприветливый, но он не отказал. Это был далекий 1989 год, за год до отъезда Шнитке из СССР. Встреча наша так и не состоялась, наш график пребывания в Москве был крайне плотным.
Вчера на концерте я обнаружил снова, что его влияние на мою музыку того периода было велико - не только отдельные интонации, но и почти заимствованные музыкальные фразы прослеживаются и в моих сочинениях. Правда, с одной лишь разницей - Шнитке - глубочайший композитор, много переживший к 1979-у году, времени написания представленного нам вчера Концерта, а я - юный, хотя и дерзкий. Безусловно, понять глубину его творчества я тогда не мог, и не уверен, что сейчас до конца понимаю, но язык, на котором писал Альфред Гарриевич мне очень импонировал: он перешагнул грани Шенберга и Пендерецкого и не побоялся в додекафонном хаосе звуков наслаждаться чистым мажорным трезвучием. Теперь я отчетливо слышу, что моя фортепианная пьеса "Игра света в воде" - это своего рода и дань и языковой мост с великим маэстро.
Иногда я мыслями улетал. Разве не символично, что Шуберт несколько раз шел следом за титаном эпохи Бетховеным, но так ни разу и не осмелился к нему подойти, считая себя недостойным? Подумать только: жили в одну эпоху, в одно время, в одном городе, но были настолько разными, что в советских учебниках по музлитературе (подчеркну, на Западе это вызывает недоумение) - их разнесли по разным пластам образовательного процесса.
Домашний телефон Альфреда Гарриевича Шнитке я нашел в телефонной книге. Долго не решался набрать, но все же позвонил и попросил принять меня и послушать мои сочинения. Голос Шнитке был напряженный, неприветливый, но он не отказал. Это был далекий 1989 год, за год до отъезда Шнитке из СССР. Встреча наша так и не состоялась, наш график пребывания в Москве был крайне плотным.
Вчера на концерте я обнаружил снова, что его влияние на мою музыку того периода было велико - не только отдельные интонации, но и почти заимствованные музыкальные фразы прослеживаются и в моих сочинениях. Правда, с одной лишь разницей - Шнитке - глубочайший композитор, много переживший к 1979-у году, времени написания представленного нам вчера Концерта, а я - юный, хотя и дерзкий. Безусловно, понять глубину его творчества я тогда не мог, и не уверен, что сейчас до конца понимаю, но язык, на котором писал Альфред Гарриевич мне очень импонировал: он перешагнул грани Шенберга и Пендерецкого и не побоялся в додекафонном хаосе звуков наслаждаться чистым мажорным трезвучием. Теперь я отчетливо слышу, что моя фортепианная пьеса "Игра света в воде" - это своего рода и дань и языковой мост с великим маэстро.
Комментариев нет:
Отправить комментарий