"Человек открывает смысл человеческой жизни тогда,
когда сажает тенистые деревья, зная, что ему никогда
не придется отдохнуть в их тени".
Элтон Трублад
Zrobił mały
dwuminutowy film ze zdjęć i nagrań z drona o niesamowitym miejscu pod Warszawą –Muzeum
im. Anny i Jarosława Iwaszkiewiczów w Stawisku. Tło muzyczne muzyka Karola
Szymanowskiego, krewny pisarza, który był częstym gościem w domu.
#ZoriyFine, Zasłużony
Działacz Sztuk Ukrainy,
17.12.19,
#Warszawa #Stawisko.
Сделал небольшой двухминутный фотофильм из фотографий и
записей с дрона об удивительном месте под Варшавой - музее им. Анны и Ярослава Ивашкевичей
в Стависко. Музыкальный фон - музыка Кароля Шимановского, родственника
писателя, который часто посещал этот дом.
"Новогодняя опушка". Холст, масло.
"New Year's forest edge. Canvas, oil
11.12.19, by #ZoriyFine.
Вообще-то, когда сегодня я приступил к этой работе, основной мотив был иной: показать через улочки затуманенного города, какое-то особое праздничное настроение. Начал с того, что покрыл холст тяжёлым серым грунтом, а затем собрался прописывать на нём контуры.
Но по мере продвижения работы, краски становились всё более звучными. Внутренний пытался протестовать, но сменил позицию на ехидное выжидание. Где-то в середине пути он понял - трёхлетняя Аня, которая сегодня так шумно занимает всего меня, наложила отпечаток и на его творчество. Во всём. Джазовые импровизации становятся по-детски прозрачными - уходит гротескная фактура, эссе стал писать прямым открытым текстом, помногу раз выверяя каждое слово, надоел завуалированный, но костлявый сюжет в фотографии.
Теперь - вот вам: детская сказка с украшенной ёлкой на опушке леса. А что уж творится вокруг ёлки - то моё, взрослое. Но это не та хмурь, которую взрослый хочет выплеснуть из себя, нет. Здесь праздник для ребёнка, для его мира. И когда этот детский мир взрослый снова примеряет на себя, спустя годы, забыв его напрочь и утратив к нему интерес, тогда и продолжается его собственная жизнь.
"I'm Beginning To See The Light" by Duke Ellington, Don
George, Harry James, Johnny Hodges.
Piano by #ZoriyFine: "Sometimes a
simple musical texture someone might call beginner-level carries an amazing
colorfulness. And you do want this childish simplicity. In everything."
("Иногда простенькая музыкальная фактура, можно сказать, для
начинающих, таит в себе изумительную красочность. И хочется этой детской простоты.
Во всем.")
Вчера (03.12.19) вечером мы возвращались с Аней домой, по
плану у нас было нарядить ёлку и пожарить котлеты к маминому приходу.
Настроение было приподнятое, его даже не испортили постоянные пробки в это
время у нас на Жолибоже. Сама собой напелась песенка на одну известную мелодию –
мы кивали друг другу и пели в такт: «Едем с Аней ёлку наряжать!» Больше планов
на эту песенку не было, но девочка вспомнила о ней в середине мероприятия.
Думаю, ну раз так – наиграю-ка я её фоновой музыкой! Как вы догадались, без
подвоха не осталось. А что, вроде неплохо звучит минорная песенка местами в
мажоре?
Пару слов о ёлке. Вернее, сосне. Она зимовала у нас на балконе.
В прошлом году мы только переехали в Польшу, и было не до ёлок. Но после
праздника кто-то из соседей аккуратно выставил в сторонке нашу красавицу. Мама
была против, но мы с Аней притарабанили её домой. А потом прикупили к ней антивандальные
для малышей шары.
Никакого язычества или совковой подмены любимого зимнего праздника!
Ёлка – это сладкое детство, живые дедушка с бабушкой и улыбка старой семейной
традиции. В нашем доме ёлка была всегда. Всегда. Родители доставали из подвала красивую
коробку с дорогими немецкими стеклянными шарами – у каждого шара была своя
отдельная ячейка в этой коробке, а у бабушки в маленьком старинном саквояжике
хранились миниатюрные игрушки, и такая же миниатюрная ёлочка – на антресолях.
Снег из ваты. В садике я всегда был в костюме зайчика с длинными ушками и
блёстками на жилетке. Рассказывал стишок под портретом ещё одного дедушки. И
меня радовало, что хоть один дедушка у нас общий на всех детей.
Аня меня удивила своей хозяйственностью: приступила со
знанием дела. Практически всю ёлку нарядила сама – папа помогал только на
верхотурах. И сняли мы всё с одного дубля. Когда наша мама тихонько отворила
дверь, мы записывали аккурат последнее стихотворение. Отвлекаться, чтобы
поцеловать маму, папа гаркнул и не дал. Что за стихотворение она бормочет, на
каком языке – разобрать трудно. Конечно, теперь Аня мешает польские, русские и
украинские слова. Но иногда, впрочем, как и я в детстве, придумывает свой
тарабарский язык и читает на нём длинные монологи. Может для кукол? В общем,
вырезать не стал – пусть вырастет и сама в нём разбирается!
